Голиб Саидов - Рокировка длиною в жизнь
Так, – обратился я к Шухрату, набирая нужный номер и передавая ему трубку – говорить с ней будешь ты!
– С чего, это вдруг, я? – удивился брат. – Сам заварил эту кашу – сам и расхлёбывай!
– Ну, я тебя прошу! Я слабохарактерный и не умею произносить слова «нет». Скажи, что мы с Николаем неизвестно куда уехали и неизвестно когда возвратимся. Ну, в общем, я тебя прошу! – взмолился я.
– Вот так всегда! – раздраженно произнес мой брат, нехотя взяв трубку, из которой уже неслось исступлённое:
– Алё, алё!! Кто это?!
Я трусливо попятился к двери и выскочил в коридор.
Минут через пять ко мне вышел Шухрат. Лицо его было мрачным.
– Они уже накрыли стол и ждут – сообщил он мне и добавил:
– Она сказала, чтобы я немедленно приезжал к ним домой.
– Вот и хорошо! – вырвалось у меня. – Вот и поезжай: немного прогуляешься…
Выяснилось, что ехать никуда не надо. По иронии судьбы, обе Лены жили совсем рядом: нужно было только перейти дорогу. «Надо же, как мир тесен» – подумалось мне.
Когда поздним вечером Шухрат возвратился, на него невозможно было смотреть без сострадания. Всё, что удалось мне прочитать на его лице, это – злоба и усталость.
– Чтобы я, когда-нибудь… ещё раз… – зашипел он на меня с порога.
Я благоразумно прошмыгнул в любезно предоставленную добродушными хозяевами нашу комнату.
худ. Джозеф Кларк
Чуть позже, немного отойдя от полученного стресса, брат смягчится, поведав в красках живописную историю. О том, как его встретила огромная компания подруг и родственников Лены; как они все очень быстро перепились на радостях; как весь вечер Шухрат чувствовал себя не в своей тарелке, поскольку являлся «братом жениха». Как, потом, они всей оравой вывалились на улицу и, взявшись дружно за руки, длинной шеренгой брели по бульвару, распугивая редких прохожих и горланя во всё горло народные песни. Громче всех орала Лена:
– Парня молодого полюбила я!..
Небольшого росточка, достаточно крупная, если не сказать – полноватая, с небольшой круглой головкой, с короткой стрижкой, она идеально походила на русскую матрешку. Её розовые пухлые щечки, после принятия изрядного количества спиртного, представляли собой две плавильные домны, ярко пылая алым пламенем. Крепко вцепившись в брата и заметно раскачиваясь из стороны в сторону, Лена оглашала своим зычным и мощным голосом всю округу. В коротких перерывах между песнями, она по-родственному прижималась к Шухрату и, ласково заглядывая ему в глаза, страстно шептала:
– Жухрай, ты себе даже не представляешь, как я его люблю!
Видно, всё-таки, что-то родное, своё, шолоховское, улавливала она в исконно восточном имени.
Периодически брат предпринимал робкие попытки избавиться, намекая, что уже поздно и пора идти домой: всё-таки брат волнуется. Но разошедшаяся не на шутку подруга не хотела и слушать. Внезапно её осенило:
– А давай прямо сейчас мы отправимся к Николаю домой, и вытащим оттуда Галиба?! Где вы остановились? А ну, покажи мне ваш дом! – в приказном порядке потребовала Лена.
Брат не на шутку перепугался, мысленно представив себе на мгновенье, как эта пьяная толпа вваливается в приютившую нас квартиру. Тем более что всё это происходило совсем близко: девятиэтажный дом был виден как на ладони и хорошо просматривался с любой точки квартала.
– Нет, нет… это не здесь… это совсем в другой стороне – лепетал брат заплетающимся от страха языком, всячески пытаясь повернуть компанию в противоположную сторону.
«Да-а… – подумал я, – до полного разгрома и мата оставалось совсем немного.»
Наконец, когда, окончательно потерявшую над собой контроль, Лену, подруги взяли с обеих сторон под рученьки, Шухрат попрощался и чуть ли не галопом поскакал прочь от веселой компании.
– Жухрай, постой, не уходи! – неслось ему вослед. – Эх, ты: ничего-то ты не смыслишь в настоящей любви…»
худ. Жером Жан Леон
Мы ещё с недельку пожили в гостеприимной семье, после чего двинулись дальше, по намеченному изначально маршруту. Впереди нас ждали: Таллин, Рига и Вильнюс…
– Я напишу тебе… – коротко бросил я на прощание Лене. Даже здесь я поостерегся обещаний, поскольку привык их сдерживать.
И, всё же, сдержал.
В течение года мы обменивались письмами: она – короткими и лаконичными, а я – длиннющими опусами, с витиеватой восточной недосказанностью, отличающейся загадочным притяжением и… неопределенностью.
Значительно позже, когда к «правилам игры» супруги начинают относиться снисходительно и иронично, как к давно забытой, дурацкой, но милой сердцу игрушке, моя жена признается мне:
– Я полюбила не тебя, а твои письма: в них ты совершенно другой…
Достаточно часто, после попоек на работе, я заходил в стеклянное здание, на котором сверху красовались три слова: «Почта. Телеграф. Телефон». Там, в помещении переговорного пункта, рядом с кабинками, на стене висели два аппарата междугородной связи. Один из них как-то странно глючил: стоило в щель запустить подряд две монеты – одну достоинством в пятнадцать копеек, а вторую – в две – как, что-то там внутри переклинивало и… можно было разговаривать бесконечно, не опуская более монеток. Естественно, я разговаривал с Леной часами.
– Какой богатый… – всякий раз будет изумляться моей щедрости будущая тёща. Со временем я развею этот миф, приехав в Ленинград и рассказав всю правду.
Через год с небольшим, мой житейский челнок прибьёт к берегам Невы…
«Из грязи в князи» – существует довольно известная поговорка, подразумевающая людей, вышедших из низов и добившихся богатства, почестей и славы.
«Из князи в грязи» – так, наверное, можно было сказать про меня, когда я, переехав окончательно в Россию, обосновался в Ленинграде и обзавелся семьей.
Бросив свою работу в «Интуристе», где мне никогда и ни в чем не приходилось испытывать недостатка, я оказался у «разбитого корыта», размышляя – где мне найти работу и что, собственно, я умею делать. Оказалось, что ровным счётом, ни-че-го!
Вскоре, не без помощи жены и тещи, я устроюсь работать в «Ленбытхим», в отдел научно-технической информации, где в качестве художника-оформителя буду целыми днями рисовать наклейки и ярлычки для всякого рода пемоксолей, пемолюксов и прочей дряни.
Единственной отдушиной и приятным развлечением в свободное от работы время, для меня останется посещение городского шахматного клуба, где я буду проводить почти все свои свободные вечера.